А с возрастом силы покидают, и я хоть и знаю, как себя вести, но часто не утруждаюсь изображать адекватность. Тащу это чужое тело с чужим характером по привычке. По правде говоря, снимать нечего – под чужой шкурой ничего нет, один несвежий выхлоп.
В молодости я подозревала, что я – избранная героиня, позже – что я избранный шлак, а теперь даже этих подозрений нет, потому что всё равно и уже ждёшь только, когда всё кончится. Я даже по сторонам не смотрю – мне нечего там видеть.
Что ж такое случилось со мной? Или так и не случилось? Мне кажется, что я никогда не имела телесной формы, а была вроде как газовым облачком, какой в воздушные шарики задувают. И мыслей, и желаний, и идей у меня, как облака, никогда не бывало. Просто в зависимости от давления окружающей атмосферы я или всецело пребываю в радости, либо в тоске. Вот и всё содержимое.
Иногда я узнаю в окружающих кого-то со своей планеты, и очень радуюсь. Но общаться с другими агентами трудно, потому что, во-первых, когда нас больше одного, мы слишком бросаемся в глаза и теряем бдительность, совершая неприемлемые для этой планеты поступки. А во-вторых, эффект прирастания чужой шкуры порождает такую чудовищную дисгармонию, что трудно совмещать полное доверие к земляку с отвращением к его чуждой шкуре. С земляком нужно молчать, взявшись за руки, и растворяться в наслаждения невербального общения облака с облаком. Как получить наслаждение от общения облаку, используя человеческое тело? Никак, это невозможно.
Так я и живу, вот уже миллионы лет. Если б я не была облаком, то уже давно окаменела бы. Хочется скорее истечь из старого тела, оно уже так сильно зудит. И уйти в облака, и плавать в одном безмысленном чувстве, и не изображать никаких действий. Быть только собой: бесформенным, бесцветным, невесомым облаком, без запаха, с температурой, соответствующей среде обитания.
